Поехал я весной в Орел, и в поезде в одном ряду со мной оказались мужчина лет чуть больше 40 и девушка лет чуть меньше 20. Мужчина почему-то сразу мне предложил уступить место у окна девушке, сидевшей между нами, на что я, разумеется, ответил вежливым отказом, так как специально приобрел это место, чтобы смотреть в оконце и умиляться пробегающим мимо пейзажам. Если бы попросила девушка, я бы еще подумал, но попросил мужик, хотя она его об этом не просила. В общем, я ему сразу не понравился. А девушка, видимо, да.
В первый час поездки он вовсю пытался с ней общаться, от «чем по жизни занимаешься» до «че ты там в телефоне пишешь», иногда высказывался по поводу того, как ему не нравятся гниды типа меня, особенно в масках (сам он, разумеется, был без маски). Поначалу она была приветлива, отвечала на вопросы и выслушивала его истории. Так я узнал, что она едет домой в Курск, а в Москве обычно учится и учит танцам школоту, а он — бывший омоновец и тоже едет в Курск. Периодически разговор прерывался звонками, во время которых он не очень тихо общался с собеседниками в манере решалы всех проблем и грозы всех смертных, с апломбом и матерком. Понятно было, что чел подвыпимши, а вскоре он решил бухнуть еще, прям в поезде. К тому моменту девушка уже пожалела о знакомстве и погрузилась в телефон, но все же минимально реагировала из вежливости на продолжающиеся попытки общения, которые в конце концов свелись к «ты что, обиделась?» и «да хорош уже в телефон смотреть».
Затем он начал ее лапать за коленку.
Тут я не вытерпел и резко попросил его отстать от девушки. Такого поворота он, похоже, не ожидал и перешел в режим агрессивного оправдания, мол, я же по-отечески, «ты мне как дочка, епта» и т. п. Потом купил нам с ней благотворительные открытки — точнее, взял у проводницы и всучил нам, а мы, дабы не усугублять (еще два часа вместе ехать), противиться не стали. Через некоторое время пришел какой-то начальник с машинкой для оплаты картой, но чел уже забыл, что хотел купить их, и платить отказывался. Чтобы прекратить перепалку, я все объяснил начальнику и предложил отдать открытки, но мужик, поняв наконец что к чему, не позволил возвращать подарок и согласился заплатить. После этого рассыпался в уважении ко мне, мол, как я толково все объяснил, какой смышленый и хороший парень, а он-то думал раньше, что я гнида.
К тому моменту я уже поменялся с девушкой местами и сидел между ней и ним, и это, несмотря на мимолетный респект, его заметно напрягало. Тем более что я отказывался снять маску вопреки его настойчивым просьбам, которые постепенно становились ультимативными. Мое наличие не мешало его попыткам пообщаться с девушкой и потрогать ее через меня, но я пресекал их и переключал его внимание на себя. Он дивился, что я сам не стремлюсь общаться с ней, ведь девушка красивая, подходит мне по темпераменту, и он готов нас даже благословить. «Она моя дочка, епта», — убеждал меня он. «Это не так», — сомневался я, и девушка со мной была согласна. «Тогда я разобью тебе сейчас лицо, бля», — заверил он, и мне пришлось заткнуться, чтобы снизить напряжение. Лицо мое мне дорого, а оппонент на вид довольно крепкий, как-никак бывший силовик.
На счастье, мимо проходила проводница, которую я попросил вызвать полицию, или охрану, или вагонных маршалов, или кто там у них есть. В итоге пришли некие люди в бронежилетах и с электрошокерами, и ситуация стала постепенно разруливаться. Мужика увели куда-то в другой вагон для беседы, и мы настойчиво просили его не возвращать. Другие пассажиры солидаризировались с нашей просьбой, и больше мы его, к счастью, не видели. Одна из пассажирок, выходя на своей станции, сказала мне напоследок, что я молодец и моя мама должна мной гордиться. Хотя героем я себя ощущал не более, чем жертвой.
С девушкой, конечно, я немного пообщался — не под принуждением, а по своей инициативе. Которую, однако, я едва ли проявил бы в ординарной ситуации. Хотел бы я еще с ней встретиться и пообщаться? Да, хотел бы. Я дал ей свое имя, чтобы нашла меня в Контакте, и она его вбила себе в телефон и, возможно, даже меня нашла. Но не написала. Наверно, встреча со мной и даже просто мелькание меня в друзьях вызывали бы ненужные воспоминания о том неприятном опыте в поезде. Открытку она оставила в вагоне по той же причине. А я свою забрал — на память о своем «геройстве» и о ней.
